Волшебство и фантазия.
Родченко нечасто ходил в театр или оперу в 1920-е годы. В 1930-е это стало почти единственным местом, где допускалась фантазия, условность, сказочность. Он сделал серию снимков двух постановок в Большом театре: волшебной оперы «Руслан и Людмила» (1937) композитора М.Глинки по мотивам произведения А.Пушкина и балет П.Гертеля «Тщетная предосторожность» (1938). Он снимал из партера мягкорисующим объективом «Тамбар», иногда с выдержкой до секунды. От этого некоторые фигуры смазывались, а вся сцена получалась как бы окутанной облаками света.
Но более всего Родченко любил цирк - с его игрой, трюками, смелостью. Цирк - это как возвращение в детство. Это темный фон, цветные прожекторы и акробаты, снова, как и в спорте, творящие невозможное.
В конце автобиографии Родченко «Черное и белое» (1939) есть грустное восклицание мастера: «Ну, а разве не нужны стране социализма чревовещатели, фокусники, жонглеры?
Ковры, фейерверки, планетарии, цветы, калейдоскопы?»
Родченко спрашивал себя: неужели в этой стране не было места радости, трюкам, свету и движению? А была только политика и спущенная «сверху» тематика?
В цирковых фотографиях Родченко соединились два, казалось бы, противоречивых начала. С одной стороны, расчет, аналитика и форма. С другой - романтизм, экспрессия, живописность. С 1935 года он вернулся к станковой живописи, писал акробатов, клоунов и жонглеров по памяти, по воображению.
Волшебство, мастерство актеров и свобода - вот что ценил Родченко в цирковом представлении. Цирк - это достижение невозможного, умение держать в воздухе, не касаясь, одновременно десять шаров.
текст Александр Лаврентьев.
Читать далее